Примечательные проекты

Александр Тер-Габриелян (старший)


Александр Тер-Габриелян (старший)

По поводу 75-летия со дня рождения, 2002 г.

В первые годы независимости было принято отрицать всё, что относилось к области культуры и искусства советского периода. Особенно выигрышными темами были навязанный властями диктат, идеологический зажим, государственные заказы, то есть пресловутый контраст кнута и пряника. Впоследствии революционное рвение и воодушевление постепенно потеряли силу, и многие переоценили события недавнего прошлого.

Однако, если не считать редких исключений, беспристрастного отношения к этим событиям всё ещё нет. Например, не дано чёткого ответа на вопрос о том, какая государственная политика проводилась в области изобразительного искусства. Кто были вершителями этой политики? Ведь музеи Армении не сами собой пополнялись новыми и ценными произведениями, выставки организовывались не лёгким движением руки, да и само создание произведений, из которых многие, кстати, вошли в историю нашего национального искусства, не было таким уж мирным.

Из числа вершителей этой политики был А. Тер-Габриелян, который в течение десятков лет своими руками и нервами, в прямом смысле слова, строил здание армянского искусства.

Один из тех редких интеллигентов, которые, работая в государственно-административных структурах, остались непричастными образу действий партийного функционера, сумели сохранить равновесие между, с одной стороны, навязанным им администрированием и, с другой стороны, честным стремлением к поддержке естественного развития искусства, в суровых советских условиях достигнув существенных результатов. Десятки лет руководил Отделом изобразительного искусства Министерства культуры Армянской ССР. Самобытность мышления и своеобразие образа действий проявлялись во всяком предпринятом им деле или поступке.

В начале нашего повествования упомянем, что А. Тер-Габриелян успешно отучился в музыкальной школе и десятилетке (и окончил её в 1942 г.), мог бы продолжать обучение в консерватории. В те годы таковой была желанная дорога в будущее. Выбор Александра (с детских лет его ласково звали Шуриком, и эта версия имени осталась с ним навсегда; так случается нечасто) был другим: он попал на актёрский факультет театрального института. Впоследствии он с успехом выступил на сцене Театра юного зрителя.

Сейчас трудно сказать, как бы сложилась его актерская судьба, если бы однажды жизнь не огорошила его неожиданным поворотом, и он не перешёл на работу в Управление по делам искусств при Совете Министров АССР. Зато мы можем сегодня с уверенностью сказать, что это его решение несомненно оказало благотворное воздействие на армянское искусство и стало судьбоносным для него. Прежде всего по той причине, что А. Тер-Габриелян изначально, самой своей натурой, заданным природой кодом является человеком искусства: музыка и сцена – вот его выбор, а выбор это нешуточный. Следующее, не менее важное качество: Александр – благожелательный человек. Это единогласное мнение множества художников, а ведь некоторых из них к друзьям А. Тер-Габриеляна причислить невозможно. Его человеческая доброта вполне обнаруживалась в его образе действий как государственного служащего: он не упускал даже самой незначительной возможности поддержать, поощрить очередного художника и его творчество, но какие же запреты и видимые-невидимые препятствия вынужден был он преодолевать каждый раз… одному ему известно! Свою очередную программу он осуществлял, обходя многочисленные и многообразные бюрократические правила, лавируя в границах строжайших норм (если припомним известный советский лозунг «Нельзя!», картина окажется более выпуклой).

Помощь человеку, художнику была для него естественной частью жизни. Помощь в организации выставки, помощь в получении мастерской, закупка произведений для государственного фонда (которые необязательно бывали шедеврами), и всё это ради одной благородной цели: облегчить бытовые заботы художника – вот что было преимущественно важным для сердобольного Шурика. В отличие от советских министерских работников, за всяким произведением он обязательно видел человека. Всякое полотно или скульптура для него обретали ценность в свете создавшего их автора, чьи переживания, творческие муки и искания он чувствовал столь тонко и верно.

Работа в Управлении по делам искусств (которое впоследствии преобразовалось в Министерство культуры) была одновременно скучной и творческой, спокойной и полной тревог, опасной, но дарящей радость.Это былo объяснимо: такая противоречивая картина была присуща каждому рабочему и нерабочему дню. Удивительная тайна А. Тер-Габриеляна имеет своё объяснение: он сумел остаться располагающей личностью, обаятельным искусствоведом и истинным знатоком искусства, на бесконечной дистанции от образа ограниченного советского аппаратного чиновника.

В отличие от периода независимости, при советском режиме музейные фонды непрерывно пополнялись произведениями искусства. Безусловно, многие работы в этих коллекциях не представляли большой эстетической ценности (хотя сегодня они представляют интерес как исторический материал), а служили дымовой завесой для подлинно ценных произведений. И нужно подчеркнуть, что последние выбирались прежде всего усилиями А. Тер-Габриеляна: ему удавалось убедить всякого, от членов жюри и оргкомитета выставки до министров и секретарей ЦК. Подобное балансирование позволяло многочисленным важным для армянского искусства произведениям не только появляться на свет, но и сохраняться. А. Тер-Габриелян искусно лавировал между идейными партийными догмами и критериями истинного искусства, и чаще всего такой стиль работы приносил положительные результаты. И самое важное обстоятельство: именно в этот период времени армянское искусство было менее идеологизированным и зарегулированным, чем любое другое искусство на пространстве всего СССР. С какой эффективностью он сотрудничал с союзным Министерством культуры, вышестоящей инстанцией, какие стяжал уважение и любовь в этих ведомствах!

Те работы, которые заказывались нашим Министерством культуры, выгодно отличались от своих «собратьев» из других союзных республик. Добиваться этого было очень трудно, да и опасно: в качестве самого мягкого наказания был обеспечен строгий выговор с последним предупреждением.

А. Тер-Габриелян был самым настоящим психологом, и в этом сказалось его актерское образование. С ошеломительной легкостью и компетентностью вступал он в диалог с художниками, будь то маэстро Кочар или патриарх Сарьян, Минас, ортодоксальный соцреалист или убеждённый авангардист, опытный мастер или вчерашний ученик. Он убеждал взглядом и голосом, но в первую очередь – испытанной, основанной на опыте логикой. И был наделён неоспоримым даром выявления и оценки настоящего произведения искусства, независимо от того, к какому направлению или течению принадлежало это произведение.

Многие еще помнят то сведение счетов, которому подвёргся Александр по причине приобретения работ Кочара. Каким образом из кожи вон лезли партийные деятели, задавшись целью квалифицировать это деяние, не больше и не меньше, как идейную диверсию. Не менее шумно прошло и открытие в 1972 г. созданного усилиями Генриха Игитяна Музея современного искусства. В том, что небывало дерзкий для тех лет проект воплотился в реальность, имел существенную «долю вины» и неутомимый А. Тер-Габриелян, который мастерски «закрывал» глаза в нужный момент, хотя именно он первым и должен был сигнализировать партийным инстанциям об этой чуть ли не «антигосударственной» акции. Помню, чего стоило ему открытие этого музея!

Но лучше дадим слово Генриху Игитяну: «С Тер-Габриеляном знаком с первого дня моей работы в Картинной галерее. Очень быстро я понял, насколько необычный и необходимый для искусства он человек… Как он окружал заботой каждого художника, как пытался расколоть советский «бетон» ради утверждения истинного современного искусства на его заслуженном месте, будь то Минас, Арто Чакмакчян, Мартин Петросян, Сейран Хатламаджян, Элибекяны, десятки других… Не будь Тер-Габриеляна, кто бы им выделил место на выставках? Хочу подчеркнуть: в те годы чиновник не мог, просто не имел права идти против руководящей линии партии. А он нарушал все запреты, ставя под вопрос собственную карьеру. Он поступал так во имя искусства, и мы должны быть признательны ему. Самое главное: он добрый и отзывчивый человек. Именно в этом его тайна».

Спустя несколько лет, в 1970-х гг., А. Тер-Габриелян стал главным действующим лицом в работе организуемой в Лувре выставки «Армянское искусство от Урарту до наших дней». Всё бремя организации выставки, не имевшей прецедентов по своему размаху, масштабу и разнообразию, легло на его плечи. Выбирать произведения, вести переговоры с музеями (картинной галереей, Матенадараном, Эчмиадзином, Эребуни), организовывать комиссию для отбора, чтобы она принимала в расчёт возможность перевозки данных ценностей, объяснять тем, чьи произведения не были отобраны, по какому принципу выбраны отправляемые… А затем, в Париже, вовлечь и сочетать их в рамках всей экспозиции, подготовить десятки буклетов, рекламно-каталоговых материалов. Даже упаковка, сопровождение и страховка отправляемых произведений, а также уход за ними в течение выставки и их безопасное возвращение, – всё было возложено на его плечи. И хотя в те дни всё находилось в руках государства, ни одна из вышеупомянутых задач лёгкого решения не имела, уже не говоря о том, что множество проблем решалось вслепую, в процессе возникновения. Не будь Александра, какие только злоключения не выпали бы на долю этой славной выставки…

Это был первый блистательно реализованный опыт проведения армянской выставки такого масштаба где-либо в мире. Она великолепно продемонстрировала неоспоримый организационный и дипломатический талант А. Тер-Габриеляна, а также вкус и масштаб мышления искусствоведа.

Он всегда был полон блистательных, самобытных идей. К примеру, идея создания музея А. Грибоедова была поистине достойна крупнейшего русского писателя – друга армянского народа. Чем это было: всего лишь мечтой или данью сыновней любви и уважения? Несомненно то, что этот замысел был бы интересным и запоминающимся. Или идея музея Ивана Айвазовского… Увы, наступили тяжелые времена, эта и многие другие идеи А. Тер-Габриеляна остались нереализованными.

А отправка в Армению замечательной коллекции известного московского врача профессора Абрамяна: какими трудными были требовавшие большого напряжения переговоры! Хочу повторить: А. Тер-Габриелян умел смягчить любое сердце и найти те единственные истинные слово, взгляд, улыбку, которые обеспечивали только положительный результат. Ему удавалось найти общий язык даже с таким почти фольклорным персонажем ереванской художественной жизни, каковым был художник, вольнодумец и скандалист, гроза и страх аппаратных работников Гурген А.

Заскучать в его присутствии невозможно, прежде всего потому, что он – личность мыслящая, наделённая чутким сердцем, восхитительный собеседник, искусный рассказчик. Связанные с А. Тер-Габриеляном сотни историй, относящиеся к любому вопросу не только изобразительного, но и, говоря без преувеличения, всего армянского искусства на протяжении последнего полувека (возможно, и более) достойны фиксации как изумительные явления национальной культурной жизни. После долгих (примерно тридцати) лет работы в Министерстве, затем – в качестве директора Государственной картинной галереи, он владел многими министерскими и ЦК-шными тайнами, хорошо знал суть государственной политики в области культуры и искусства (что более чем интересно и важно для культуры вообще, в частности, для тех, кто озабочен следующими этапами развития армянской культуры и искусства).

Период работы А. Тер-Габриеляна не был просто временем окаменевшей бюрократической деятельности. Это было эпохой – эпохой истинных достижений и успехов в армянской культуре. А. Тер-Габриелян шел на риск и лавировал, он убеждал и упрашивал, он умолял и достигал своего, и от всего этого выигрывало армянское искусство.

Недавно исполнилось семьдесят пять лет Александру-Шурику Тер-Габриеляну. Он тот же обаятельный и мудрый искусствовед, покровитель и спонсор произведений, пробивших себе широкую дорогу в жизнь.

Он из тех немногих личностей, кто работал воткалиброванной партийно-государственной системе, но никогда не превращался в функционера, аппаратного работника в плохом смысле этого слова. Он был и остался армянским интеллигентом, любимый друзьями и окружением, увенчанный нимбом созданного в наши дни мифа.

 

Карен Микаэлян

Журнал «Муза», 15, 2002 г.


17:46 Апрель 17, 2019