Неопубликованное, неоконченное и в работе

Три кризиса и три составных части Большого Проекта, часть 1


Три кризиса и три составных части Большого проекта

Продолжение см. здесь

Окончание см. здесь

Предисловие

Данное эссе в основном написано в 2010-м, т.е. задолго до 2014 года, когда глобальный и постсоветский кризис показали свои новые грани. Написано оно про теорию о трёх кризисах[1], выраженную мною вначале в устной форме. В данном эссе используется понятие Большого проекта, которое неоднократно мною формулировалось[2]. Большой проект—это деятельность человечества, направленная на всестороннее развитие. Совместное системное движение мира и человечества к дальнейшему совершенствованию, к новому витку вертикального прогресса. Изобретения, открытия и творчество двигают Большой проект вперёд. Войны, несправедливость и разрушение тормозят Большой проект. Я вполне сознаю, что Большой проект есть недоказуемое в конечном счёте утверждение. В то же время, многие тенденции мирового развития указывают, что он вполне наличен, к примеру, см. Стивена Пинкера[3].

Данное эссе можно рассматривать как приквел к ряду моих эссе, опубликованных на русском и армянском в 2010-2016 г.г.[4] Здесь я пытаюсь обобщить кое-какие тенденции и указать причины и возможные следствия и пути вперёд. Оно может показаться более оптимистичным, нежели эсхатологически-апокалиптическая мода пост-2014 требует того. В то же время, его основные утверждения, по-моему, никак не изменились, а только развились. Я не претендовал на угадывание будущего[5]. В то же время, вполне в соответствии с человеческим, очень человеческим, я получаю удовольствие от пост-объяснения процессов и тенденций, обсуждения причинно-следственных связей между уже происшедшими событиями и процессами.

Сама идея трёх кризисов имеет вполне прикладное значение и была создана как реакция на необходимость планировать реформы в Армении так, чтобы они были нужными и успешными. Естественно, если есть три уровня кризиса, и они влияют друг на друга, то, планируя реформу, адресующую проблему на одном уровне, и не принимая во внимание наличие двух других уровней, мы заранее обрекаем себя на неудачу.

Ниже приводится схема успешности проектов в зависимости от их адресования / неадресования трёх уровней кризисов.

Схема кризисов и проектов

Разрешает (+) /не разрешает (-) (адресует/не адресует)

проект

Глобальный кризис

Постсоветский кризис

Национальный кризис

  1. успешный проект

+

+

+

  1. частично успешный проект (всё равно бессмысленный, но допустимый для извлечения уроков)

+

+

_

  1. бессмысленный проект

+

_

_

  1. антиуспешный проект

_

_

_

  1. безуспешный проект

_

_

+

  1. серьёзный проект (всё равно вероятно безуспешный, но полезный для извлечения уроков)

_

+

+

  1. необходимый проект (создаёт меньшинство, которое затем может приняться за методологически более верные проекты)

_

+

_

  1. в случае отмирания фактора постсоветскости, сюда будет двигаться тенденция успешных проектов. Однако такового отмирания, пожалуй, пока не предвидется.

+

_

+

 

Часть первая. Глобальный кризис

Проект Просвещения утверждал приблизительно следующее: что мир развивается. Человечество развивается. Что можно использовать знания и качественно улучшать прогресс человечества. Что знания позволяют, умножаясь, улучшать условия быта и жизни человечества, и постепенно человечество развивается в сторону преодоления своих проблем и качественно нового целеполагания. Какова эта цель—были разные мнения. Фантасты предлагали целью покорение пространств. Марксисты—коммунизм.  Более осторожные или менее задействованные не предлагали масштабных проектов, просто жили или предлагали проекты более конкретные, более достижимые.

Проект Просвещения не был единственным проектом своего времени. Он и не был истинным проектом в принятом смысле этого слова. Истинность такого рода проектов малодоказуема: она существует на вкус. Кто хочет, принимает их истинность, кто не хочет, не принимает. Но это был в своё время единственный такого масштаба проект, воздействовавший на большие социумы и оформивший облик нашей цивилизации. Его высказанный или невысказанный постулат был в том, что единицей измерения является вся человеческая цивилизация, т.е. всё человечество в целом.

Начало 20-го века подвергло серьёзному сомнению проект Просвещения (до того был Ницше, но сдаётся мне, он в этот проект уложился бы, да и Шопенгауэр и многие другие «пессимисты»). Это и Шпенглер с его «Закатом Европы» (цикличность истории), и мистические течения, от символистов до штайнерианцев (перевоплощение душ), противостоящие радикальному крылу этого проекта, а именно футуристам. И так далее. Затем проект Просвещения был подвергнут ещё более серьёзному испытанию через две мировые войны и нацистскую и советскую системы. Обыденное сознание «разочаровалось» в проекте Просвещения из-за мировых войн. Как может человечество прогрессировать, если оно так любит убивать самоё себя?, спрашивало обыденное сознание. А также пропагандистское, а также спекулятивное и т.д. Нацистский строй принципиально отрицал проект Просвещения. Ведь этот проект был не только об эмпирических науках, но и о правах человека: мировоззрение просвещенческого человека объявило определённую систему ценностей наивысшим достижением, скажем, принципиальное равенство людей. Равенство в чём именно—в правах, обязанностях, талантах и т.д.—это уже были спорные вопросы, но—равенство. Нацистская идеология отрицала этот постулат на почве расизма. Однако человечество сравнительно быстро справилось с нацизмом и искоренило его возможность определять облик мира, а философы объявили такой подход самоубийственным для человечества.

Советский строй какое-то время внешне воспринимался как осуществление, претворение в жизнь проекта Просвещения. Однако внутри он таковым не ощущался, и перестал ощущаться вскоре после революции, притом, что определённое количество людей по праву продолжало верить в проект Просвещения и осуществлять его также и в рамках советского строя.

Мировые войны, нацизм и советский строй, вероятно, повлияли на американскую культуру определённым образом: страна, в которой, можно сказать, проект Просвещения был доминантной тенденцией до третьей четверти 19-го века, вернулась к этому проекту в 30-е годы, чтобы преодолеть кризис, однако после второй мировой войны, видно, напуганная вышеназванными развитиями, тенденциями и событиями, создала особую смесь из других своих, или западных, идейных течений и проекта Просвещения. Так, доминантность науки сохранилась, но боязнь впасть в ересь бабилоностроения, как нацизм и советский строй, и недоверие к остальным странам мира заставили американцев отказаться раз и навсегда от воображения больших мировых проектов, в которых бы субъектом выступало всё человечество. Американцы ограничились упором на частные достижения, средние теории, прагматику и рационализм, а мир рассматривали как объект, в котором субъектом являются они сами. Притом это могло не осознаваться. Также, как в просвещенческом проекте не осознавался его европоцентризм, так и в американском проекте не осознавался полностью его американизм—в первую очередь со стороны самих американцев, не всех, конечно.

Эта тенденция полностью победила в 1970-е. Тут же придумали теорию глобализации, её опровергающую, которая, однако, так полностью и не отпочковалась от теории американизации в сознании многих американских мыслителей. Эту тенденцию подтачивали этнофилософы и феминистские течения, но тоже не смели полностью обозначить масштаб проблемы, ограничивались «эгоистичными» победами для прав меньшинств и женщин внутри США.

Соотношение культурного и цивилизационного в американской гегемонии, их смесь аналитически мало различались—как адептами глобализации по-американски, которые считали часто, что они просто лидеры вектора развития человечества и цивилизации, так и их противниками, которые называли эту позицию и такую деятельность неоимпериализмом.

К концу 20-го века мировая сокровищница мысли оказалась обогащённой такими теориями, которые напрямую воздействовали на структуру обществ, как фрейдизм, неофрейдизм, постфрейдизм, западный критический марксизм и постмодернизм. Это были одними из наиболее объемлющих теорий в том смысле, что они или их модификации, или их эклектические объединения с другими теориями претендовали не только на объяснение мира физического-эмпирического, но и на объяснение мира человеческого-социального, и может даже и в большей степени, чем мира физического. Рациональные теории политической экономии и права, с другой стороны, объясняли, каким необходимо делать общественный мир. При этом, наиболее быстро развивающиеся страны выбирали рациональные теории, или (можно так назвать) американскую модель, в той или иной модификации, соответствующей их культурам. Американская модель отличалась секуляризмом, компартментализмом, рационализмом, эмпиризмом и консьюмеризмом[6], т.е., быть может даже не замечая того, ограничивала право на постановку больших абстрактных задач, право на всеобъемлющее воображение (но не на пустую мечту), при этом сама ставила крупные (но не большие) задачи и решала.

Итак, если к моменту повсеместной победы Просвещения как единственной большой общемировой теории—к середине 19-го века—человечество (или его «лидирующая» часть) попыталось окончательно заменить религию, до того являющуюся единственным повсеместным способом создания единого целостного мировоззрения, наукой, то во второй половине 20-го века устоялось обыденное мнение, что единое целостное мировоззрение, объединяющее всё человечество, в принципе невозможно, да и, может, не нужно.

Сознательно или бессознательно, восторжествовала марксистская идея антагонистического конфликта: о том, что есть вещи, на которые всё человечество в принципе не в состоянии согласиться, так как интересы одних не совпадают с интересами других. Разрешение конфликта либералами предлагалось в виде («справедливого») дележа, а немейнстримными идеологами—в виде победы и заставления. Этот же подход отразился в эмпирических науках как торжество номинативных, объективистских, вещных, позитивистских («положительных») методологий, которые берут мир, якобы, «как он нам дан». В итоге восторжествовали такие методологические ошибки, как изучение системы языка как чего-то внестоящего личности человека, и наоборот: методологический психологизм и индивидуализм, которые брали на вооружение упрощённый образ мира. В этом образе внутренний мир—это совокупность психики индивидуумов. Все социальные процессы, такие как мышление или речь, происходят в их психике. Внутренний мир чётко отделён от внешнего, который состоит из вещей—предметов. И так далее. Не очень древние и мудрые, подростковые позиции, классово относящиеся к неофиту—массово буржуазному классу и его позициям в период его возникновения и становления. Важные исторически, но несостоятельные методологически. Эти позиции были подвергнуты разгрому ещё плеядой мыслителей вплоть до конца 30-х годов, и затем вновь—критическими теористами и постмодернистами, а в СССР—системно-мыследеятельностной методологией (СМДМ) Щедровицкого, но всё равно эти позиции определили методы создания технологий современного человечества.

Определимся, что, говоря о едином целостном мировоззрении, мы не говорим о, скажем, том, что вариантом достижения такового было бы принятие всем миром христианства, или ислама, или коммунистической идеологии. Говоря о Просвещении как примере единого целостного мировоззрения, мы говорим о системе методов, способов и компетенций, которые могут быть предоставлены любому человеку определённой эпохи, чтобы он мог сам себе выработать единое целостное мировоззрение. При этом целостное не означает непротиворечивое, а именно такое, которое предоставляет необходимые методы для преодоления противоречий или использования их—только лишь при необходимости совершения таковых действий. Именно в этом смысле я использую термин «гармония», т.е. это «метагармония».

С точки зрения американского рационализма, Ницше, Сартр или Камю вообще не являются философами, ибо не выработали позитивного знания, однозначно применимого, или выработали лишь частично. При этом европейские постмодернисты принимаются американским рационализмом в той мере, в какой они являются постфрейдистами. Сами же американские немейнстримные мыслители также подвергаются компартментализации и фреймингу, достаточно упомянуть такие имена, как Валлерштайн или Чомски. Они не смеют создавать всеобщие теории (Чомски пытался, но в «неполитической», языковой области, затем разочаровался, что ли, испугался собственной смелости, которая была очень американской, но не смогла достичь мастшаба всемирности, от этого отошёл в политэкономию, но теории в этой области создать не посмел. Ограничился деконструкцией). Рорке или критические юристы—американские немейнстримные мыслители—компартментализованы и не смеют глобально обобщать.

Немецкая «всепокрывающая» философия после поражения во второй мировой войне фактически завершила своё развитие великой кризисной фигурой Хайдеггера. Новая немецкая философия, олицетворяющаяся в таких фигурах, как Хабермас и Луман, намного более осторожна, и хотя и продолжает претендовать на создание всеобщего дискурса, охватывающего весь мир, но делает это осторожно и как-то необязательно. При этом раздаются обвинения, что она вторична и имеет явный прикладной характер. Но даже если это так, это не умаляет значения внесения Хабермасом обратно в ежедневность гуссерлевского понятия «жизнемир» (воссоздающего объектно-категориальную целостность того, с чем мы имеем дело, в отличие от предметных тощестей «жизни» отдельно и «мира» отдельно), а также таких понятий, как «коммуникативная рациональность» (вариации на темы бахтинских диалога и полифонии) и «умная (deliberative) демократия». Два последних понятия в единстве помогают, в теории, преодолеть проблемы популистской и мажоритарной демократий.

То, что философия как мейнстрим-метод  для построения целостного мировоззрения завершилась, доказывается тем, что «философскими» бестселлерами в мире объявляются в последнее время такие простые произведения, как «Конец истории» Фукуямы или «Столкновение цивилизаций» Хантингтона.

Я использую тут термин «философия» как обозначение той тенденции в человечестве, которая направлена на попытку создания дискурсов, или текстов, объясняющих мир, физическую и социальную его составляющие, из точки вовне («метафизической»), и предлагающих проекты его развития, которые, более того, и правда берутся на вооружение обществами. Старый вариант философии в виде автора-философа и его трактатов постепенно перестал выполнять эту функцию. Но возникли новые источники и формы оного процесса.

Однако не будем торопиться: итак, во второй половине 20-го века человечество оказалось вооружено огромным количеством частных знаний, но лишено методов построения целостных мировоззрений, если только не удовлетворяться старыми испытанными методами, типа традиционалистского варианта религии или примитивизированного варианта Просвещения, которые ещё или уже в 19-м веке были недостаточными для адаптации в большом мире, т.е. в том случае, если человек осознаёт, что он проживает в глобальном мире, если его система отсчёта—соразмерна человечеству и Земному шару.

Постмодернизм во всех его проявлениях оказался наиболее целостной попыткой осознанной критики и деконструкции проекта Провещения.

Наверное, читателя поражает, что данное эссе пишется с традиционалистских позиций западоцентризма. Где же весь остальной мир? спросит читатель. О! Остальной мир и вовсе не претендует на создание методов для целостных мировоззрений для всего человечества. А если претендует, то—в слиянии с западоцентризмом. Ведь Фукуяма, в конце-то концов, японец, а Сальман Рушди—хоть и то ли пакистанец, то ли индус—но британец. Маркес, конечно, латиноамериканец, но важнее то, что его колумбийство менее важно, чем его латиноамериканство. И ещё важнее, что Кортасар, если не ошибаюсь, работал в посольстве в Париже, чуть ли не самим послом, и вместо того, чтобы выполнять свои официальные функции—явно манкировал ими, так как писал романы. Бахтин оказался важным для западной революции 68-го года, а Щедровицкий—для построения армянской государственности с конца 80-х прошлого века до сегодняшнего дня. Что остаётся? Аль-Каеда или ИГИЛ?

Если посмотреть непредвзято на мировое развитие, то что мы видим? Возникновение многих государств, тенденция продолжается. Отказ от марксизма, но его органичное вхождение в новые области мирового управления и развития—в деятельность по международному развитию ООН и других подобных структур. Не зря же верховная позиция в ООН называется «Генеральным Секретарём». Так же называется верховная позиция в ряде международных НПО, таких как «Амнести Интернейшнл» или «Интернейшнл Алерт», по старой марксистской традиции. Без всякого, заметим, на то основания. Это просто название. Но в саму плоть новой науки международного развития вошли постулаты марксизма и Просвещения. Разность политик Программы Развития ООН и Международного Валютного Фонда можно объяснить как конфликт между глобальным марксизмом и глобальным либерализмом. Глобальный марксизм—«добр», ибо помогает, несмотря на структурную несправедливость глобуса; но всегда—недостаточно; глобальный либерализм—жесток сейчас, чтобы человек натренировался и выжил, т.е. стратегически добр. В рамках международных оганизаций развились и выпестовались теории среднего уровня, имеющие ключевое значение для понимания современного мира (также, как в случае с Хабермасом), такие, как понятие многосторонности (мультилатерализма) или разрешение проблемы конфликтологии по поводу справедливого версус несправедливого дележа через теорию трансцендентального миротворчества (взявшую многое из религий: католицизма, протестантизма, квакерства, мормонства и т.д.).

Войны как были, так и есть, но с развитием технологий информации теперь о них, также как о любых катаклизмах, узнаём быстро, что создаёт впечатление, что негативного в мире больше, чем раньше, хоть это и едва ли так (см. ссылку на Пинкера в другом месте). Все «чёрные дыры» мирового развития—Африка там и т.д.—хорошо известны или быстро становятся известными. Ряд наций, народов, стран, государств выжидает—без Большого проекта, без, быть может, даже систем для выработки чего-либо подобного (университетов и других депозитариев и акселераторов знания). Развитие технологий создало новые дисциплины—экологию, движение за окружающую среду и все его модификации. Особое значение приобрели наука управления и наука проектирования, сменив на прагматическом уровне дискурсы про власть и религию, мифы про потустороннюю жизнь и т.д. Ведь до долголетия—а там и бессмертия рукой подать (биологического или в ином, но физическом теле)—и идея загробной жизни становится намного менее интересной. Религия превратилась в систему управления стиля демодэ. Необходимость управления—а значит обучения огромных масс людей заставила перейти цивилизацию на позицию «загрузки», т.е. того именно состояния, когда медленно, но верно все программы, заложенные в человечество, постепенно просыпаются и начинают взаимодействовать. Этот процесс может продлиться ещё долго. Он фасадно-противоречив и может оставлять впечатление «скатывания в прошлое». Он и правда может увести в прошлое—если человечество—или его меньшинство, какие-нибудь «элиты»—не найдут способов правильного «дайджестирования» потока информаций. Об этом будет сказано также и в выводах.

Развитие технологий пошло по пути вглубь и внутрь, нежели вовне и вверх, т.е. не ракетами покоряем космос, а создаём виртуальные миры и изучаем геномы. Развитие технологий приводит к качественным изменениям скачкообразно и неожиданно—так произошло с интернетом, которого никто не ожидал и всерьёз не предугадывал, а он возник и за короткое время покорил мир. А между тем, старые добрые видеофоны из фантастики вековой давности, скажем, стали массовыми только после случайного распространения тёмной лошадки—программки скайп. Система автоматизированного перевода, как и старая идея видеофонов, упёрлась в тупик, и вместо неё развивается система компьютерного перевода, постепенно совершенствуясь. Так же развивается принцип взаимодействия между формой и содержанием, или кодами и их внешним выражением, который содержит один из важнейших ключей для дальнейших технологических скачков: когда, чтобы написать новую программу, человечеству будет достаточно написать её от руки или надиктовать в компьютер, этот скачок будет завершён. Принципиально меняются принципы депозитации информации: вместо системы «ящичков» постепенно развивается система «поисковиков», и когда она полностью разовьётся, человечеству не будет необходимо хранить системную информацию в краткосрочной памяти. Она освободится для чего-то ещё. Вместо классических роботов научной фантастики человечество пошло по пути создания биороботов, т.е. объединения человека с машинами, позволяющими ему убыстрить ряд его функций и улучшить их качество. Никакого конфликта между людьми и нелюдями по этому поводу не будет, ибо нелюди—те же люди. Будет всё тот же старый добрый конфликт между людьми и людьми.

Все эти процессы создают свои напряжения, которые человечество часто интерпретирует как чувство тупика или безвыходности. Скажем, возможность каждой человеческой особи быть автором своего жанра для всех остальных (и наоборот, и взаимно) меняет вековые принципы пестования властных элит[7] искусства. Это принципиально меняет задачи, стоящие перед искусством. Это одновременно создаёт (мелкую) опасность эмансипации медиумов (телевидения и т.д.) и создания виртуальной ральности, преподносимой вместо реальной. Но человечество великолепно рефлексирует по этому поводу и постоянно снимает эту опасность (примеры: от Generation П до Matrix). Кризис в искусстве имеет свой парный кризис во власти: если раньше уходили от власти в себя или в пустынь, подчинялись-ломались или погибали, то теперь уходят вбок и массово (эффект индиго, включая индигомиграцию). Это создаёт необходимость принципиального переобдумывания систем производства элит (систем образования).

Эмансипация носителей информации[8] (также и технологическая) с количественным увеличением её создаёт, с одной стороны, новые возможности манипулирования (гибридная война, хакерские атаки, вата, оболванивание телевизором, рекрутация в ИГИЛ или в террористы через скайп и т.д.), а с другой—стресс от невозможности (отсутствия методов) ориентирования в потоке информации.

Кризис проекта Просвещения сказывается в том, что он потерял «онтологический» статус и стал только лишь одним из возможных проектов для личностного выбора, и притом не самым модным, пропагандируемым и/или видным[9]. Человечество релятивизовало все системы ценностей, отказалось от того принципа отбора важного от неважного, который превалировал в эпоху, когда проект Просвещения считался основной идеологией элит.

В те времена европоцентризм и христианоцентризм были ведущими «стволами» человечества с точки зрения тех же западных и христианских культур (а других не было «слышно» и «видно»). ПОзднее христианство приобрело, через борьбу, достаточно адаптивной способности, чтобы вобрать в себя идеи как Возрождения, так и, в последующем, Просвещения, и преподнести миру и её элите вариант смысла жизни, скол, проекцию, которые гармонично, в целом, хоть и искажённо, преподносили возможность постоянного прогресса, таким образом дополняя смысл жизни ради посмертного мира смыслом жизни в данной реальности. Когда этот ствол перестал быть центральным, исчезло признание онтологического статуса истины, которое сохранилось только в кругах учёных-практиков и технических работников. С одной стороны, неверно понятая упрощённая онтология истины начала применяться к областям, к которым она не так просто приложима (бизнес, социум и т.д.). В ответ же на это с другой стороны развилась вполне легитимная (учитывая, сколь часто примитивная версия онтологической истины использовалась ради неимманентных ей целей), оппонирующая критическая тенденция того, что истина не имеет онтологического статуса. Отсюда один шаг до следующего неверного заключения: что есть только мнение. Если есть только мнения, то истины невозможно добиться. В этом суть постпросвещенческого кризиса. Он сложен, ибо в целом ряде отраслей деятельности нет необходимости верить в истину или иметь методы для работы с Истиной ради того, чтобы добиться успеха и/или прогресса. Частные истины имеют право быть даже с точки зрения постмодернизма. Но отсутствие стволовой оси системы онтологии истины лишает человечество возможностей лучше противостоять глобальному кризису. А примитивный вариант принятия истины является лишь частью и ещё одним выражением системного кризиса.

Марксизм и неомарксизм «боялись» консьюмеристского мира. И до сих пор, особенно в наших краях, кажется, что он потопляет всё. Между тем, просто технологии, используя ниши рынка, пошли по пути развития тех отраслей, которые в первую очередь непосредственно наиболее выгодны, ибо необходимы человеку, т.е. близлежащих к человеку областей: медицины (геном, психоанализ), информатики (интернет). Ветвистость областей знания возросла, и знание о ветвистости культур человечества возросло. Прагматизм возобладал, глобализм стал повседневным фактом. И при этом большинство особей человечества лишилось методов выработки целостных мировоззрений (если и вырабатывают, то своими средствами, кустарно), и большинство обществ лишилось членораздельной цели.

Если предположить, что цель у человечества есть, даже не зная, в чём она (даже не принимая Большой проект как цель), то нет необходимости покоряться постмодернизму, после которого, кстати, ничего нового так и не было выработано, хотя его творческая стадия завершилась где-то в 1975-м или в 1980-м году. Все пост-постмодернизмы совершенно несостоятельны и разложимы на составные части. Сам же постмодернизм, как и, скажем, теория Шпенглера, вполне укладываются в просвещенческую парадигму: это методы, приёмы, объясняющие мир, прибавляющие знаний, и если их убедительность прибавляет пессимизма, то это вторичный эффект, который имеет более психологическую подоплёку, нежели рациональную, и его легко можно снять: из того, что культуры цикличны и закатываются, совершенно не следует, что, во-первых, прогресса нет. Во-вторых, что эта тенденция будет продолжаться (ибо узнав что-либо, человечество может изменить свою судьбу—у него есть воля и относительная свобода действий). И так далее. Из того, что мы теперь знаем столько всего об эгоистической, агрессивной сущности человека, и что так много знаем о войнах и слышим о них, никак не следует, что прогресс невозможен. То, что человек склонен не желать учиться и понимать и обманываться—знаем веками. «Хищные вещи века» Стругацких вполне объясняют как избирателей Трампа, так и «Крымнаш».

Из того, что не всё в человеческих силах, никак не следует, что прогресс невозможен.

Если попытаться обобщить, то можно увидеть следующие неисчерпывающие характеристики той ситуации, которую постмодернизм подверг вивисекции, критике, деконструкции и тем самым объявил о последних похоронах классически-наивного варианта Просвещенческого проекта:

1. История врёт, ибо она в основном про власть имущих. Все науки врут, ибо они изучали то, что необходимо власти. Всё старое искусство врёт, ибо оно существовало на подачки меценатствующей власти.

Сказав это, человечество тут же стало преодолевать этот недостаток, и история настоящего, взглянутая с будущего, уже не будет такой (всё будет задокументировано и общественно-доступно, притом как кино), да и методологии преподнесений историй прошлого меняются на глазах.

2. Информации, которую необходимо проанализировать, слишком много, её проанализировать невозможно, ибо нет иерархий отбора-организации, а следовательно, всё относительно.

Создание интернета явилось протошагом для преодоления этого препятствия. Это препятствие долгое: человечество должно осознать себя как единое целое. Это ещё будет продолжаться много времени. Ведь оно только недавно осознало, что у него есть полноценное «тело»: оно сейчас изучает части своего «тела» через непосредственные путешествия или информационные технологии. «Утряска» этого нового знания, которое вначале должно быть полностью выработано, изучение доступного мира обычными людьми продлится несколько десятилетий ещё как минимум. Ещё в 1950-м году среднестатистический европеец был моноязычным. Теперь же среднестатистический европеец трёхъязычен, но ещё довольно много остаётся двух- и моноязычных.

3. Когда человек для своего социально-политического проекта употребляет слово языка, это слово уже имеет свою ауру, свой тезаурус, все прошлые случаи своего употребления. Слова устали. Поэтому новые социально-политические проекты в принципе невозможны, ибо усталые слова вызывают инстинктивное отторжение-отвращение. Слова типа «правые», «левые», «социальное благо» и т.д. являются стереотипами, которыми слишком много раз в истории пользовались для лжи, обмана, манипуляции. Ни один критически мыслящий человек на них не клюнет.

Ответ: верно. Для новых теорий и проектов необходимы новые, свежие знаковые методы-способы.

4. Разветвление и компартментализация наук привели к тому, что, во-первых, люди чаще стали оперировать тощими абстракциями, а во-вторых, критически-мыслящие люди осознали, что человечество и ранее оперировало тощими абстракциями, такими, как «просвещение», «школа», «любовь» или «грех».

Ответ: прекрасно. После того, как это осознанно, можно избавляться от этого недостатка.

5. Очень многие свои построения и проекты люди строят на методологически неверной основе. Например: рубят лес, чтобы построить завод и накормить народ, а из-за вырубки леса погибает народ, начинает вымирать или исчезать, «непонятно почему».

Ответ: Совершенно верно. Необходима методологическая корректировка всего знания и всех действий. При этом необходимо учесть, что, несмотря на методологическую неверность построения, многие знания работают и так. Понять это помогают теории Куна о парадигматических революциях, Поппера о «пробах и ошибках», и Толстого об «энергии заблуждения». Более того: методологическая критика работающего знания создаёт новые области знания и помогает улучшению предыдущего знания, его отдачи, его работы, а также возникновению нового.

Возможно и продолжение данного диалога: Даже если корректировка проведена, никто не будет поступать в соответствии с твоими рекомендациями, так как в их варианте ценностей налично совпадение менталитета, интереса и (методологически якобы неверного, но это не общепринятое мнение) научного аргумента.

Ответ: людям необходимо искать такие пути решения, когда люди поступают наилучшим, наиболее выгодным для всего человечества, наиболее верным для них образом. Есть такие методы!

6. Традиционный рационализм вышел из моды! Человек—существо целостное.

Ответ: постольку, поскольку он был методологически неверным. Целостность, холистичность, интегральность—одни из основных категорий, необходимых для конструирования проектов нового мирового этапа (и неизбитых).

7. И вариант свободного рынка, и вариант тотального государства, и варианты их смешений в любых дозах потерпели крах.

Ответ: взглянем вокруг. Вот независимая Армения. В такой ли стране хотели мы жить через двадцать лет после достижения независимости? Или вот Турция: в такой ли стране хотели жить турки через сорок лет после последнего переворота? Россия. В такой ли стране хотели они жить, когда освобождались от гнёта советской системы? Грузия. Иран. В такой ли стране они хотели жить, когда избавлялись от ненавистного шаха? Европа. В таком ли образовании хотели жить Франция и Германия сорок лет назад, когда ускорили процесс объединения Европы? А Польша, когда входила в неё? А Румыния, когда входила ещё позже?

Как видим: иногда—да. Европа побеждает. Почему? Объясним себе это, и сразу же станет ясно, что, если избежать тощих абстракций и вымученных усталых слов и найти новые слова и системы, то тактический прогресс нахождения правильного соотношения купли-продажи, с одной стороны, и управления и организации больших групп людей, с другой, очень даже возможны. Только не надо сюда вмешивать иррациональное понятие власти над людьми. Эпоха великих личностей в этом смысле прошла—и слава богу. Теперь личности не должны быть более великими как властители. Пусть будут таковыми в других, новых, ещё не названных, не устоявшихся областях деятельности. И это тоже примета современного этапа. И у Турции, как и обычно, есть чему поучиться (в негативном смысле, в смысле попытки вновь создать культ вождя. То же относится к России).

8. Ваша критика забывает о существовании системной власти, социального диктата, который заставляет людей становиться ординарными, среднестатистическими, управляемыми, потребителями, или вытесняет на периферию.

Как ни странно, на этот аргумент ответил ещё Максим Горький: человек (или личность), сказал он, не есть сумма обстоятельств, а есть сумма сопротивления этим обстоятельствам. Теории элит нуждаются в методологических доработках, но в принципе задел существует, чтобы выработать новые, более подходящие моменту теории элит, и имидж идеального человека в сегодняшних представлениях мало отличается от коммунистического понятия «всесторонне развитой личности», который знает досконально о конкретном и немного обо всём, но главное—сегодня уже знает, где взять то знание, которого ему не хватает.

9. Установлено, что любой дискурс, любая система взглядов существует как таковая, ибо служит интересам определённых властных идеологий, и все системы взглядов манипулятивны. Мнение либералов, что «чистое знание» возможно, несостоятельно.

Ответ: совершенно верно. Из этого следует единственно возможный вывод, что, чтобы определять степень «чистоты» знания, необходимы определённые новые, свежие процедуры, и человечество в последние века занято их выработкой. Более того: многие из этих процедур были известны ещё с древшейних времён, и человечество сейчас проходит краткий и убыстренный курс всемирной философии на собственной шкуре.

Чтобы адаптироваться в сложных обстоятельствах, оно вынужденно в убыстренных темпах поглотить и освоить, дайджестировать всё важное предыдущее знание. Это процесс количественный, также как и познание культур глобуса, поэтому и кажется сегодня, что мир завис, замер в своём идейном развитии, а это не так: мир осваивает накопленное знание.

10. С уменьшением земного шара изменились отношения со временем: если раньше человек жил в одном социальном времени всю свою жизнь, то теперь невозможно понять, в каком времени живёт человек: некоторые живут при коммунизме, другие—в средневековье, третьи—в эпоху холодной войны, и т.д. Более того: ещё хуже то, что многие люди одновременно или попеременно могут оказаться и в том, и в том, и в том социальном времени, и не смогут ориентироваться.

Совершенно верно: однако совмещение различных социальных временных потоков, как в линзе, внутри одного общего времени, во-первых, было присуще и другим эпохам (ведь говорили же: «обогнал своё время»), просто не так сильно и массово осознавалось. Во-вторых, это положительное развитие: за неимением машины времени, оно позволяет изучать различные социально-психологические эпохи здесь же, на месте, в нашем общем «здесь» и «сейчас» (как делают этнопсихологи, изучая аборигенов вместо прачеловека). В третьих, это означает, что уже ничто не исчезнет, не сгинет в пучине времени, а всё, что происходит, будет зафиксированно (а значит, в какой-то момент может быть осознано и оценено). В четвёртых, вновь необходимость в ориентации и адаптации возрастает, а значит, человек может тренироваться. В пятых, понимание того, что таково наше время, и того, что таким было и предыдущее время, просто таковым не осознавалось, позволяет, опять-таки, поменять взгляд на историю и рассматривать её как соположение разноскоростных потоков социального времени. Наконец, в шестых, из всего этого можно делать выводы как по поводу природы времени, так и по поводу возможностей использования этих его качеств для Большого проекта, т.е. именно и для стратегии использования этих вызовов, законов и особенностей для вящего процветания и развития всего человечества, на любом уровне проектирования, от микроуровней, через средние, до макроуровней.

Как видим, ни из одного постулата не следует вывода, что, так как мир таков, как он есть, движение человечества, выработка и накопление знаний и методы их усвоения и использования должны остановиться, или остановились. Да это и невозможно: те, кто эмоционально приходит к такому заключению, просто остаются позади мощного потока развития мира, скорость которого (развития) не подчиняется желанию индивидов: всё, что могут сделать индивиды, это остаться в стороне от этого потока и быть выброшенными на периферию и похороненными. Или они могут ускорять этот процесс, сознательно, с открытым забралом шагая навстречу новым вызовам эпохи.

И такким образом, непринятие во внимания любого из вышеперечисленных или других, не перечисленных выше но важных, мировоззренческих глобальных вызовов приводит к тому, что планируемые проекты оказываются имеющими такие недостатки, которые приводят к негации результатов проектов.

В случае же, если эти вызовы осознаны и адресованы, проекты, направленные на их преодоление, будут удачными. Будут также удачными те проекты, которые направлены на другие цели (к примеру, развитие Армении), если они принимают во внимание вышеперечисленные и другие обоснованные факторы глобального кризиса. А если эти факторы не будут учтены, то любые проекты потерпят фиаско. К примеру, в Армении нет смысла пытаться создавать левую идеологию, так как понятия «левого» и «правого» в глобальном мире находятся в глубочайшем и, по-видимому, непреодолимом кризисе. Любые попытки использования этого понятия—самые прекраснодушные—не приведут ни к чему.

На этом я завершаю первую часть эссе про три кризиса: эскизный экскурс в описание современного этапа глобального мира и его кризиса/кризисов.

29 августа 2010-13 сентября 2016, Ереван

 

[1] См., к примеру: http://armenianreport.com/pubs/71777

[2] См., к примеру: http://gtergab.com/ru/news/essay/the-big-project-and-its-contemporary-context/117/

[3] Steven Pinker. The better angels of our nature. Why violence has declined. Penguin Books, 2011.

[4] Кроме приведённых в данном эссе в других местах ссылок, см. также:

http://www.gtergab.com/hy/news/media/2014/87/

http://www.gtergab.com/ru/news/essay/what-is-rationality/95/

http://www.gtergab.com/hy/news/media/thinking-aloud-about-electric-yerevan/100/

[5] См. http://www.gtergab.com/ru/news/essay/the-future-the-fight-for/111/

 

[6] «Консьюмеризм»: первый уровень всеобщей реализации одного из основных прав человека—права на потребление разнообразно необходимого, в своём преувеличенном варианте вызывающий отторжение и пессимистическую эмоцию, фиктивный миф о том, что из-за реализации этого права человечество превращается в стадо.

[7] Термин «элита» здесь используется в смысле «социальный слой, имеющий больше возможностей влияния на социум в данной области, нежели другие слои».

[8] См. http://www.gtergab.com/ru/news/projects/the-information-world-a-group-report/110/

[9] См., по этому поводу, http://gtergab.com/hy/news/media/why-do-people-live-in-the-world/32/ (на армянском)


23:16 Март 22, 2017